Глазами любителя. Из жизни двух шахматистов.

ГЛАЗАМИ ЛЮБИТЕЛЯ. ИЗ ЖИЗНИ ДВУХ ШАХМАТИСТОВ

Мы шагали по центральным улицам города. Нашей целью была местная заводская столовая, где можно было быстро и недорого пообедать.

Обычная трехкомнатная квартира на первом этаже многоэтажного сталинского дома, расположенного в самом центре Минска. В комнате две двухярусные кровати. Четыре жилых места. Телевизор, стол, стулья, шкаф. Общая ванная и туалет, кухня, стол ресепшена. Бесплатный вай-фай, чай и кофе. Интернет, к слову, работал всегда превосходно. Дворец шахмат буквально в пяти шагах от подъезда. Небольшие неудобства доставляло отсутствие горячей воды. Но тут уже ничего не сделаешь — в России отключение воды летом на две недели такая же обычная практика, как в Белоруссии.

Днем шахматисты ходили обедать в столовую в пяти минутах ходьбы от дома. Вечером Владимир, как старший, готовил ужин на двоих. Обычно жарил мясо, иногда ели пельмени.

Мое знакомство с ними произошло случайно. Я бронировал свое проживание несколько месяцев назад, совершенно не предполагая, что в эти же сроки будет проводится оупэн в Минске. Я мог бы спокойно выбрать другой хостел или приехать в другое время. Просто совпадение. Но порой кажется, что из таких совпадений и состоит вся наша жизнь. Знакомство же произошло так.

Сидим в комнате с Андреем, администратором хостела. Заходят двое — один постарше, седоватый, коренастый, второй — молодой человек лет двадцати пяти, с лицом молодого Боба Дилана. Садятся на кровати, видимо только что пообедали. «В шахматы сыграть не желаете?», — смеясь, с легкой долей иронии, спрашивает Андрей. «Не-е-т…», — протягивает тот, что постарше. Уже в этот момент, по одному этому протяжному и немного раздраженному «не-е-т», я начинаю понимать, что участие в турнире — это не просто люди приехали подвигать фигуры.

«А вы — шахматисты?», — интересуюсь я, чтобы как-то завязать разговор. На утвердительный ответ начинаю рассказывать, что тоже раньше немного поигрывал в турнирах, имел второй разряд, не преминул похвастаться, что обыгрывал даже кандидатов. Потихоньку выясняется, что старший — Владимир Смиян, перворазрядник из Ступино, второй — Дмитрий Пономорев, живет в Пензе и, между прочим, уже международный мастер. Но самое интересное начинает происходить, когда Владимир узнает, что я из Чехова. «Бывал раньше у вас там частенько. Многих знаю — Шутова, Турутиных обоих, Телкова, Денисова», — говорит он, а я все это слушаю, как песню. «А Полушина знаете? Он моим тренером был». «Эдика то? Знаю, конечно». «А из молодых кого-нибудь? Глодяна?», — продолжаю допытываться я. «Я Глодяна знаю, тренировал его», — отзывается молодой мастер. Все это для меня настолько удивительно и невероятно, что я не могу усидеть на месте, мне нужен перекур, чтобы привести себя в нормальное чувство. Я не могу поверить, что шахматный мир настолько тесен. Я помню Глодяна еще девятилетним мальцом с четвертым разрядом, обыгрывал в турнирах и его самого и его отца. Я помню всех старых шахматистов, с которыми я играл в чеховских турнирах. Но я не видел никого из них уже более десяти лет. И вот передо мной в центре Минска сидят двое людей, один из которых играл с ними со всеми, а второй — мастер из Пензы — тренировал человека, с которым я сыграл свою первую официальную партию.

После такого знакомства я просто обязан был дождаться начала следующего тура и посмотреть собственными глазами на то, как проводится настоящая шахматная швейцарка.

До Дворца Шахмат и Шашек можно было дотянуться рукой из окна нашей комнаты. Играли на третьем этаже. Первые двенадцать досок имели дополнительную привилегию в виде кондиционера. По составу турнир — с десяток гроссов, несколько мастеров, много местных белорусских разрядников.

Для зрителей вход в игровой зал был закрыт, но они могли наблюдать за ходом борьбы в отдельном зале, где на большом мониторе выводилась текущая позиция на первых досках. Особого ажиотажа я не заметил. По правде сказать, в зрительном зале не было никого, кроме иногда заглядывающего туда судьи. Сидеть в одиночестве было не интересно, поэтому через некоторое время я решил покинуть Дворец, благо в интернете также велась трансляция.

По словам Владимира, играть приходилось в некоторой духоте. Дмитрию было проще, весь турнир он провел на первых досках.

Что для меня было неожиданным, это то что вечером они почти не говорили о шахматах. Не было никаких азартных разборов полетов, безумных поисков лучших продолжений с взъерошенными волосами, споров и доказательств. Все ограничивалось получасовыми посиделками на скамеечке во дворе дома. Ноутбук был только у Дмитрия, он был источником информации для обоих. Смотрели кто с кем играет завтра, быстро прикидывали, к каким дебютам надо быть готовым. Владимир вообще вел свою турнирную жизнь по-старинке. Рядом с ним лежала пара дебютных монографий, небольшая шахматная доска с фигурами. По правде сказать, мне показалось, что его интересовала не столько его турнирная судьба, сколько вести из Украины. Вечером он постоянно включал телевизор и начинал слушать новости.

В Луганске у него были родственники, служил племянник. Еще год назад он уговаривал его уехать к нему, в Россию, но тот отказался. Сказал, что будет служить здесь. Сейчас ситуация обострилась. Судя по тому, что показывали по телевизору, положение его родных было опасным. Доступа к интернету у них не было. Мобильная связь стоила не дешево — за сорок секунд разговора в роуминге снимали 140 рублей. Еще некоторое время назад Владимир собирался вывезти их из Украины, но сейчас даже не мог представить себе, как это сделать. Граница была под обстрелом. Шла война. Понятно, что все это не способствовало поднятию турнирного тонуса. Мысли об Украине плохо сказывались на концентрации во время игры.

В Минске я собирался пробыть три дня. Запланировал выезды в Мир и Несвиж. Поэтому вставал рано, когда они еще спали, приезжал уже после начала тура.

В последний, третий день, спешить было некуда. Поезд в Москву отправлялся поздно вечером. Нужно было чем-то занять свободное время и я выбрал поход по местным музеям. Утром я зачем-то заглянул на кухню и неожиданно застал Дмитрия в довольно забавном положении. Он сидел на табуретке лицом к окну. Руки лежали на коленях.

Он все время называл меня на «вы», хотя разница в возрасте между нами была менее десяти лет. Я снова отшутился, что когда я последний раз медитировал, в Италии произошло наводнение, потом я чуть не женился, а затем чуть не умер от похмелья. С тех пор я как-то побаиваюсь медитировать. В общем, большая доля правды в этом была, но меня больше привлек серьезный тон Дмитрия. Обычно люди не любят, когда их застают в таком виде. Многие, увидев такого медитирующего, начинают посмеиваться про себя, в основном просто из-за того, что сами бы и хотели, да не солидно как-то. Дмитрий говорил без особого смущения и, что самое главное, мне понравилось, что для него это не было какой-то демонстрацией для других. Он медитировал на кухне также спокойно и непосредственно, как другие пьют там чай.

Мой ответ его рассмешил.

Я немного рассказал ему об этом своем опыте вращения в эзотерической тусовке, о годах, проведенных с необычными людьми. Было видно, что его это интересовало.

Впрочем, о сигаретах я упомянул зря.

Надо сказать, что музеи в Минске заслуживают похвалы. Я сходил в Исторический и Художественный. В обоих было на что посмотреть. Время прошло быстро, я возвращался домой уже под вечер, в пятом часу.

Не успел я войти в подъезд, как услышал позади голос Владимира: «Не закрывай!»

По его довольно раннему возвращению я понял, что партия продолжалась недолго и закончилась не в его пользу.

Мы сидели в комнате вдвоем. Смиян взял в руки монографию, открыл на странице с закладкой, поглядел в нее несколько секунд, потом резко закрыл книжку. Я знал, что это уже второе подряд поражение в турнире.

Соперница была молоденькой девочкой. Перед партией они с тренером изучили дебютный репертуар Смияна и нашли боковой вариант, который быстро принес успех. На душе у Владимира скребли кошки.

Я ошарашено ответил, что наверное немного. Смиян начал говорить, что хочет бросить турнир и уехать. Внутри все кипело.

Я сидел и не знал, что говорить. Сказать, что надо успокоиться? Глупость. Он это и сам все понимал. Мы сидели молча, в комнате ощущалось напряжение. Чтобы как-то изменить ситуацию, я поднялся и сказал, что пойду курить. Мне казалось, что сейчас его надо оставить в одиночестве — пусть пар выйдет до конца. Покурив, я зашел на кухню поставить чайник. За стеной страдал Смиян. Я услышал, как он швырнул фигуру об стол. «Не хочу я этих шахмат!»

Я вошел в комнату, включил свой планшет и начал искать партию Пономарева. Он стоял без пешки. Смиян немного оживился, тоже подошел посмотреть. Я показал ему, куда нажимать, чтобы смотреть другие партии, он сел за стол. Я отошел к окну. До моего поезда оставалось еще несколько часов. Самые долгие минуты — когда ждешь. От окна я прогулялся до двери, потом обратно, постоял еще немного. Все это время Смиян смотрел партию нашего соседа, вслух комментирую происходящее. Дела у Дмитрия были плохи. Настроение Смияна, напротив, немного поднялось. Со стороны могло показаться, что он радовался поражению своего младшего товарища. Обычная человеческая эмоция — когда видишь, что у другого дела тоже не ахти, как-то более спокойно начинаешь относиться к неудачам собственным. Становится легче.

Положение у Пономарева было проигранным, трансляция в интернете запаздывала и можно было ожидать появление мастера с минуты на минуту.

Все то же самое, что и у Смияна — внешняя спокойность, несколько пренебрежительное отношение к поражению, но внутри чувствовалось огромное разочарование.

Все перебрались на кухню. Я заварил кофе, Дмитрий сидел на стуле и желал выговориться.

Он сидел и приводил себя в равновесие после партии. Я направился на улицу покурить и неожиданно Дмитрий спросил, есть ли у меня еще одна сигарета для него. Я был ошарашен.

У меня оставалась последняя в пачке. Мы вышли на крыльцо. Вокруг сновал народ. Прямо перед нами располагались шатры пиццерии, где сидели люди, которым не было дела ни до каких шахмат и рейтинов.

Дмитрий стоял на тротуаре и допивал свое кофе

Я смотрел на него. То что я чувствовал не было жалостью. Наоборот, я сильно уважаю таких людей. Открытых, поставивших перед собой сильную цель и стремящихся к ней. Но было видно, что он зашел в тупик, уперся в какую-то стену. И сильно переживал по этому поводу. Такое бывает с талантливыми людьми. Ты быстро поднимаешься в гору, все дается относительно легко, ты много работаешь и постепенно восходишь на все более высокие ступеньки. Но в какой-то момент путь начинает становиться все труднее и труднее, тебе начинает казаться, что ты топчешься на месте, а любая ошибка может отбросить тебя на месяцы назад. А время проходит, турниры проводятся не каждый день и за все это надо платить.

Я попробовал выяснить, в чем же он сам видит проблему. Не хватает концентрации. Что делать для ее развития? Я сказал первое, что пришло мне на ум — сесть в комнате, включить на полную громкость телевизор и музыку и заниматься шахматами в такой обстановке. Может, когда окажешься после этого в тишине турнирного зала, концентрироваться станет легче. Но ведь хватало же ему концентрации, когда он обыгрывал гроссмейстеров и делал это не один раз. Он отвечал, что, да, тогда он был полностью мобилизован, хотел показать все на что способен. С более слабыми соперниками, которых теоретически он должен был бы обыгрывать легко, наступала потеря сосредоточенности. Появлялось желание сэкономить силы. Это и подводило. Может стоило стать как Глигорич, не смотреть, кто сидит перед тобой, играть не против конкретного человека, а против фигур на доске.

Трудно давать советы международному мастеру, когда ты сам не поднимался выше второго разряда. Но Дмитрий почему-то решил, что я могу помочь советом. Честно говоря, я про себя тогда думал что-то типа: «нашел у кого спрашивать!». Единственное, что я мог ему посоветовать, это не делать выводы сразу и сейчас. Закончится турнир, приедешь домой, поднимешься немного над ситуацией, посмотришь на нее сверху, найдешь и проанализируешь те моменты, где ты терял очки, найдешь какие-то сходные паттерны, которые повторяются вновь и вновь и будешь над ними работать. А сейчас, когда ты внутри своих эмоций, мыслей, о каких выводах может идти речь?

Я не знаю, помог ли я как-то Дмитрию. Когда я собирал свой рюкзак он вызвался прогуляться до вокзала вместе со мной. Мы шли по улицам Минска, люди возвращались с работы, вокруг начинала бурлить вечерняя жизнь большого города. Наш разговор постепенно переходил от шахмат к более общим темам — о работе, о жизненных целях. Наконец, узнав что я имею некоторый опыт в разработке вебсайтов, Дмитрий сказал, что у него есть идея сделать сайт, где бы он мог бы выкладывать свои тренерские наработки. Он рассказал, что сейчас вообще никто из тренеров не хочет делиться своими методами. Приходи ко мне, плати деньги — тогда и узнаешь, как я работаю. Он хотел сделать сайт, где можно было бы обмениваться тренерскими идеями бесплатно. В его городе программисты заломили большую цену.

Он радостно улыбнулся и мы разошлись. Я спустился в подземный переход.

Честно говоря, я немного завидовал этим двум людям, с которыми меня свела судьба в столице Белоруссии. Лет десять назад я очень мечтал оказаться на их месте. После нескольких дней, проведенных с ними, я ощутил желание внутри если не вернуться в шахматы, то хотя бы стать каким-то образом более причастным к шахматной жизни, хотя бы в родном Чехове. Я начал подумывать о создании хорошего сайта для нашей местной федерации.

Эти дни, когда произошли все эти разговоры, когда мне хотя бы немного удалось заглянуть за изнанку шахматной турнирной жизни, были, наверное, самыми светлыми и добрыми в моем путешествии. Я был в дороге уже больше двух недель, проехал всю Прибалтику от Таллина до Вильнюса. Но только в Минске, в эти последние минуты, когда я покидал этот город, я ощутил огромный душевный подъем внутри и желание что-то сделать для других.

Владимир Николаевич турнир не бросил. После моего отъезда дела у него пошли лучше, в оставшихся трех партиях он два раза победил и сделал одну ничью. Такой же результат был и у Дмитрия. Даже не знаю, то ли мое отсутствие как-то положительно сказалось на результате, то ли просто пережив все эти разочарования, они стали просто играть в шахматы, не думая о постороннем. В любом случае, уже приехав в Чехов, я продолжал «болеть» за этих двух людей и всегда сильно радовался их успехам.

Шахматы — это игра. А, может быть, и не только шахматы… На пути к нашим целям мы порой так сильно напрягаемся, стараемся, пытаемся, что забываем, возможно, о самом главном. Цель для нас превыше всего. И мы мучаемся, когда перед нами встают препятствия, которые мы не знаем как обойти. Мы перестаем получать удовольствие, радость от самого процесса, от самого пути. Иногда нужно сделать остановку и попытаться осмотреться. Желаю всем шахматистам не просто играть и выигрывать, но и получать радость от своих побед. И не только от них.